Дороги.

Она уже слышала, уже знала. Треск сломанной ветки, щелчок спущенной тетивы. Глаза против воли остались открытыми, а все тело словно одеревенело. Вот упал на дорогу возница с торчащей из шеи стрелой, а лошадь, испугавшись было, скакнула, но встала, схваченная под уздцы. Возня сзади, глухой удар с мерзким хрустом. Перед телегой из-за лошади показался человек, со скрытым красной повязкой лицом, он запрыгнул на край, потянулся к ней, медленно-медленно, перекидывая дубинку деревянной рукоятью вверх. И тут она взвилась вверх, полоснула разбойника по лицу кинжалом, с рыком оттолкнулась, скатилась на дорогу.
- Стой, дрянь! - от второй повозки метнулся человек в красной повязке, еще один оказался совсем рядом. Сколько же их.
Рядом хрустнуло, дохнуло на ноги теплом, она обернулась на чью-то зубастую пасть, опять отскакивая, падая на что-то мягкое, скрутившее ее. Потеряв возможность двигаться, видеть, слышать, испугавшись полной потери чувств, она закричала, дернулась, заметалась. И вдруг выпала в мягкую придорожную траву.

Тихо-тихо. Несмело крикнула птица. Совсем близко - что-то смятое в быстро набегающей неаккуратной черной луже. Черная влага горбатой струйкой прокатилась по пыли дороги, дотянулась до мягкой земли и пропала, впитываясь. Дальше снова что-то мятое. Нет, это не что-то, это люди. Это крестьяне, со второй повозки, крепкий еще старик и вихрастый тощий мальчишка. А рядом с раскинутыми руками разбойник в красной повязке. Тихо-тихо. Снова крикнула птица. Всхрапнула лошадь. Частое дыхание. Она глянула направо. Тварь с крапчатой вытянутой мордой щерилась в добродушном оскале, словно самая обыкновенная собака, даже черный вздрагивающий язык также вывален набок.
- Bal'a dash, malanore, - голос глухой, легкое прикосновение к плечу.
- Ishnu-alah, - вжимая голову в плечи, она оглянулась на голос, но встала, расправила плечи, неловко поклонившись.
Фигура в темном плаще с низко опущенным капюшоном отшатнулась.
- kaldorea?.. - голос совсем стих, превратившись в шелест, он еще раз шагнул назад, под тень деревьев.
- Да... Нет! - она с досадой провела ладонью по лицу.
- Это ошибка... - очень чистый, безлико-правильный всеобщий, снова шаг, крапчатая тварь, жадно вдохнув рядом с ее ногами, просеменила за ним.
- Постойте, - она оглянулась на дорогу, помедлив, схватила свою сумку с повозки и попятилась прочь, - Вы спасли меня...
Она обошла первые деревья, оглядываясь. Шорох поотдаль. Мягкие удары когтистых лап, частое дыхание. Еще несколько шагов, и она нагнала его.
- Зачем?.. - она шагала рядом, все больше удаляясь от дороги.
- Это ошибка. - он на мгновение остановился, словно запнулся, сжав кулаки, продолжил движение.
Адская гончая, глухо рыкнув, припала рядом с ней на лапы, отпрыгнула, побежала позади.

- Таррот! - первое слово за больше, чем полдня, гончая с поскуливанием втянула воздух, переступила лапами, не сводя глаз с хозяина.
Последние часа два девушке удавалось не отстать лишь благодаря твари. Он так и шел вперед, не оборачиваясь и не сбавляя шага, молча и сосредоточенно. В начале пути тварь прыгала рядом с девушкой, играла, припадая на лапы и прихватывая острыми зубами отвороты сапог или отбегая. Девушка не боялась, не отдергивала руки от близкой дышащей жаром с запахом серы пасти, иногда касалась жесткой, словно металлические нити, шерсти. Солнце пошло на закат, скрылось за деревьями. Как-то незаметно, уже в сумерках, оказалось, что гончая бежит рядом, а руки не отпускают длинную черную шерсть загривка. Сейчас же тварь беспокойно скулила, готовая броситься к хозяину. Девушка разжала пальцы, отстранившись. А гончая внезапно истаяла в черном ночном воздухе. Он завершил взмах руки, отвернулся и зашагал прочь. Вздохнув, девушка поспешила за ним.
Ночное зрение помогало ставить ноги на твердую опору, но сил переставлять их уже не было. Сколько она еще сможет пройти? А он идет, словно заведенный, но постепенно отдаляется. Она снова взглянула на его чуть ссутуленную спину, и оступилась, левую щиколотку пронзила боль; с шипением она упала на траву, схватившись за больное место, недолго потерла его и попыталась встать. На первом же шаге снова упала, подтянула к себе ноги, обняв их, положила голову на колени и прислушалась. Легкие шаги удалялись. Вскоре она осталась наедине с ночью. Ее обнял холодный туман, неспешно ползущий по лугу из низинки с ручьем, в несмелое журчание которого вплетался мерный стрекот цикад. Где-то ухнула сова, совсем близко прошуршала мышь.

Девушка вздохнула, прикрыв глаза, и снова встала. Коротко приступив на ответившую уколом боли ногу, шагнула. Потом еще раз. Казалось, прошло много времени, когда она наконец пересекла лужок и схватилась руками за ветви деревьев. Лоб был покрыт мелкими бисеринками пота, во рту чувствовался солоноватый железный привкус из прокушенной губы, а все тело горело от усталости и боли. Она позволила себе минуту постоять, потом снова потянулась сознаем к еле заметной теплой нити следа, оставленного ушедшим, шагнула. Было чуть-чуть легче, ее окружали деревья, а вскоре под руки попалась длинная иссохшая, но вполне крепкая жердина. Шаг, еще...
Рядом засмеялись, не зло, просто смеявшемуся было действительно смешно. Она резко остановилась, вцепившись в свою жердину, пошатнулась и осела на траву.
- А ты упряма! - его голос словно бы обрел цвет, потеплел, - Выходи.
Девушка с трудом поднялась, словно сомнамбула сделала последние восемь шагов до поляны и, вывалившись из деревьев на траву, так и осталась лежать, лишь подтянула колени к подбородку. Сквозь смеженные веки она видела вспыхнувшее ярко оранжевое пятно, слышала легкие шаги и тихий оклик "Таррот!". Потом шаги удалились, рядом осталось только оранжевое пятно, горячее частое дыхание и легкий запашок серы, еле уловимый в буйном аромате летнего ночного луга.

- Как нога? - он отпил чай, приподняв голову, посмотрел в ее сторону. Его темно-серая с серебристыми вышивками одежда - длинная роба, высокие сапоги и перчатки, глухой капюшон плаща - вчера скрывали все тело, однако сейчас, за завтраком, он откинул капюшон и снял перчатки. Она пила странный на вкус травяной чай, отщипывала крошки от суховатого пряного хлеба с сыром и украдкой бросала взгляды на него, с удивлением рассматривая. Он казался пожилым: бледная, почти что серая кожа обтягивала изможденное исхудавшее лицо, на котором залегли глубокие морщинки усталости и горечи, такими же сухими и тонкими были длинные изящние кисти рук, державшие рядом с обескровленными губами пиалу с исходящим паром чаем. Чужими казались на этом сером лице яркие травянисто-зеленые глаза, горевшие силой и мощью из-под беспорядочно рассыпавшихся блеклых пепельных волос.
Она вскочила на ноги, запоздало зажавшись, испугавшись укола боли, но не ощутила ничего, попрыгала на месте и с широкой улыбкой воззрилась на него.
- Чудесно! А как?.. - девушка присела, стянула мягкий замшевый сапожок и бережно сняла с щиколотки невесть откуда взявшиеся тонкие бинты, проложенные мелкими резными листьями, - Что это за трава?
- Королевская кровь. Пошли, - он собрал пиалы в свою сумку, проложив их тканью, туда же отправился небольшой котелок и завернутые в ткань же остатки хлеба.
Девушка надела на ногу сапожок, поправила одежду, придвинулась к небольшому кострищу, уже погасшему, но еще дышавшему жаром, присыпала его парой горстей песка и оглянулась. Эльф что-то допивал из небольшого флакона, натянул на руки перчатки и накинул на голову капюшон.

Офигенно.
Еще, еще!

Вишал превратила меня в наркоману))ЁЩЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ!!!!